Скит Святого Креста в Швейцарии
На заседании Священного Синода Русской Православной Церкви, состоявшемся 16 июля 2013 года, принято решение открыть в городе Лугано (Швейцария) Крестовоздвиженский мужской монастырь в ведении Корсунской епархии (Журнал №93).
Игуменом Крестовоздвиженского монастыря назначен клирик Корсунской епархии схиархимандрит Гавриил (Бунге).
Габриэль Бунге (род. в 1940 г. в Кельне ). Отец — лютеранин, мать — католичка. В возрасте 22 лет вступил в орден бенедиктинцев во Франции. В 1972 году был рукоположен во священный сан. Много лет посвятил изучению творений Евагрия Понтийского. С 1980 года живёт в скиту Святого Креста в швейцарском кантоне Тичино по древнему бенедиктинскому уставу. Автор книг «Скудельные сосуды. Практика личной молитвы по преданию святых отцов», «Другой Утешитель», «Вино дракона и хлеб ангельский», «Духовное отцовство» и др.
Швейцарский богослов, монах, ведущий пустыннический образ жизни уже более 30 лет в горах Швейцарии отец Габриэль (Бунге) принял православие в 2010 году.
Схиархимандрит Гавриил (Бунге): Нельзя быть больше, чем христианином
Источник http://www.pravmir.ru/sxiarximandrit-gavriil-bunge-nelzya-byt-bolshe-chem-xristianinom-foto-video/
— Отец Гавриил, изменилась ли ваша жизнь с тех пор, как вы приняли православие?
— Конечно, моя жизнь очень изменилась и изменилась по существу. Я не раз рассказывал, что познакомился с греческим православием, когда мне был 21 год, в 1961 году. А принял православие только в 2010 году. Я хорошо знал Православную Церковь, русскую в том числе, но раньше смотрел на нее извне.
А это не одно и то же. Я знал Церковь, за исключением Таинства Причастия, которого мне всегда не хватало, и это в конечном счете стало решающим фактором моего прихода в православие. Многие мне говорили: «Разве духовного причастия Вам недостаточно?». На самом деле, нет. Этого мне не хватало.
Надо спрашивать
Понимаете, можно хорошо что-то знать со стороны. У меня были и есть прекрасные дружеские отношения с православными, но участвовать во внутренней жизни Церкви — это совсем другое дело. А для меня, ведь я монах, это проявилось также и на уровне монашества. И теперь я совершенно иначе могу общаться со своими собратьями, чем когда я стоял на высоком пороге, но не был полноправным членом Церкви.
У меня есть свои раздумья и вопросы. Я стар, все мне задают вопросы, и вы тоже. А кому мне задавать вопросы? Пусть не покажется это нескромным, но у меня были раздумья по поводу моей собственной жизни схимонаха. И тогда я попросту пошел в скит преподобного Сергия и задавал вопросы старцу Илии (Рейзмиру) — он примерно мой ровесник, чуть младше. И он дал мне ответ, который я и сам мог бы дать кому-то другому, но который я не имею права давать самому себе.
Надо спрашивать.
Изменения произошли сущностные. Это был один пример, я могу привести много других.
На поиски литературных прообразов
— Вы помните свои первые святоотеческие книги?
— Недавно с помощью моего друга — бенедиктинского монаха, моего преемника в библиотеке — я воссоздал свою первую святоотеческую библиотечку. Ведь некоторые книги из нее были утеряны. Эта литература, которую я когда-то для себя открыл, сформировала в моем представлении образ монаха. Когда я захотел стать монахом, я отправился на поиски литературных прообразов, потому что в Кельне не было бенедиктинского монастыря, а другие монастыри не являли в моих глазах, да и на самом деле, образ монаха.
В той моей первой библиотеке был маленький сборник высказываний старцев-пустынников, краткий Патерик, малюсенький, совсем не такой, как те большие издания, которые сейчас издают на Западе. Потом 2 лекции о молитвах Иоанна Кассиана, затем маленькое Добротолюбие, точнее, выдержки из Добротолюбия в переводе с французского.
Были еще Жития о жизни и ученичестве старцев, составленные И. Смоличем, ученым, который жил на Западе, в эмиграции, я думаю, и который писал очень серьезные вещи о русском монашестве. И что особенно важно, были «Откровенные рассказы странника своему духовному отцу» в первом немецком издании, которое относится к 20-м гг. XX в. Там было лишь 4 первых повествования, ведь это книга из многих частей. Это толстый том. Мы даже знаем, кто автор — иеромонах Арсений (Троепольский).
Отрешенный от всего и соединенный со всеми
Сразу же после чтения «Странника» я начал практиковаться в Иисусовой молитве (как и они это делали), по пути от дома до университета через парк. Я никогда раньше не видел четок, но я научился их использовать намного раньше, чем пришел в монастырь. И даже задолго до того, как ездил на Восток. Когда я отправился в путешествие в Грецию, я был тогда студентом, мне был 21 год, я встретил старого игумена — живую икону монаха.
То есть, сначала было литературное открытие, а потом реальное.
— Кто такой — настоящий монах?
— По моему разумению, идеал монаха воплощается в образе аввы. Первые монахи-пустынники были харизматическими фигурами. Нужно еще сказать что духовник, авва, старец, геронда — это одно и то же. Сегодня различают порой эти три аспекта, но по сути старец, геронда — это и есть духовник. Из уважения его называют авва.
Это очень яркие образы, каждый воплощает в себе смысл монашества, но каждый по-своему, нет двух полностью идентичных. Так же, как позднее в России старцы, которые здесь были всегда, вплоть до сегодняшних дней, всегда имели нечто схожее и одновременно были совершенно разные. И каждый из них воплощал на свой лад смысл монашества, основные добродетели. А эти добродетели следующие: смирение, кротость, любовь к ближнему, непрестанная молитва. Они находятся одновременно в вечном единении с Богом через молитву и в единении в ближним. Я перефразирую слова Евагрия Понтийского: — «Отрешенный от всего и соединенный со всеми»
Каждый воплощает цель по-своему. Нет двух одинаковых путей. Каждый святой по-своему воплощает образ христианина.
Следуйте за Мной
— Что именно произошло, как вы поняли, что призваны?
— Очень просто. Не понадобилось землетрясения или какого-то видимого знамения. Тогда я еще не знал о жизни Святого Антония, а позднее узнал, что ему его призвание открылось так же. Очень похоже было у меня. Я был совсем молодым человеком, и в одно воскресенье был в храме, читалось Евангелие о богатом юноше. Я сразу понял, что этот юноша — в тот день — это был я. Этот призыв не был адресован всему человечеству: это такой призыв, который Христос, когда Он того пожелает, обращает к конкретному человеку.
Христос призывал учеников индивидуально — не к толпе он обращался, а выбирал двух братьев, еще двух братьев и говорил им — следуйте за Мной. Он обратился также к пресловутому юноше, который не захотел ответить. Я понял, что этот юноша — я, и что я должен ответить на этот призыв. И ответом может быть только «Да». Любопытно, но я не был уверен в тот момент, что это «да» означает: я должен стать монахом.
Я никогда не видел монахов. Я читал святых отцов, но я еще не был в Греции. Я стал искать возможности выполнить этот призыв. Это было непросто, ибо в православном мире есть только монашество, а на Западе существует бесконечное количество монашеских орденов, каждый из которых имеет свою специфику, надо выбирать монашеский орден. Выбрать орден — значит отказаться от того, что делают другие. В конце концов, с Божьей помощью я выбрал старейший орден бенедиктинцев, который уходит своими корнями в неразделенную христианскую Церковь. Вы видите, все просто.
Бог призывает каждого индивидуально. Ибо только Он знает человеческое сердце. Кто сотворил сердце человека, Тот единственный может его постичь. И Господь призывает одного к жизни в семье, другого — к жизни приходского священника, третьего — к монашеской жизни, а иногда, как в моем случае, — к жизни отшельнической. Ведь, как вы знаете, вот уже 32 года я живу отшельником в Швейцарии.
Я помню, когда решение было принято, один из самых пожилых монахов сказал мне: «Я понимаю тебя — это второе призвание». Он сам пережил это второе призвание. Он был монахом в Бельгии, и он услышал призвание. Это было очень рискованно — оставлять большое, могущественное, богатое аббатство и пускаться в настоящую авантюру, так как никто точно не знал, обернется ли это успехом или поражением. Сперва, а это было в 20-е гг. ХХ в., на него посматривали несколько искоса, столь странным казалось желание этого монаха. А он хотел перебросить мостик между Востоком и Западом. И все обернулось удачей.
Реставрированное монашество
— В чем разница между монашеской жизнью на Востоке и на Западе?
— Трудно дать ответ, все бесконечно меняется, все в движении. Восточное и западное монашество исходят из одного корня, но они развивались по-разному по меньшей мере 1500 лет. Сначала они были вместе, Церковь не была разделена, было общение, можно было переходить из одного монастыря в другой. Вы, наверное, знаете, что бенедиктинцы были среди основателей монашеской жизни на Святой горе Афон. Было возможно жить совместно. Но потом, к концу I тысячелетия, западное монашество приняло другое направление, восточное тоже, но это вопрос истории.
В России произошёл институционный разрыв, перелом, монастыри были практически уничтожены. Но на мой взгляд, и здесь я не согласен с моими собратьями в России, которые много говорят об уничтожении веры — не было разрыва в духовной жизни. Были старцы, во все времена было осмысление монашества, преемственность не прекращалась. На Западе было по-другому — во время Французской буржуазной революции разрыв был полный. Старые монахи не вошли в новые монастыри, их основывали секулярные священники, не монахи. Это было реставрированное монашество.
И мне кажется, что монашество в России сегодня должно сосредоточиться на моментах духовной преемственности, а не на аспектах институционного разрыва. Ибо институционное (учредительное) начало исходит от человека, а духовное начало исходит от Бога. Я знаю немного историю монашества на Западе и на Востоке. Особенно меня всегда интересовали пути восстановления монашества после периодов упадка. Они разные на Западе и на Востоке. Упадок неизбежен, невозможно всегда оставаться на одном уровне.
Духовную жизнь невозможно реформировать
— Сегодня в России много говорят о том, как правильно организовать монашескую жизнь, обсуждается «Положение о монастырях о монашестве»…
— На Западе проводят монастырские реформы. Дисциплина в монастырях снова ужесточается, становится даже более суровой, чем прежде. Например, цистерцианцы захотели реформировать орден бенедиктинцев, применяя устав святого Бенедикта буквально, но это длилось недолго. Они тоже пришли в упадок, как и бенедиктинцы. Трапписты — это уже реформа внутри ордена цистерцианцев, реформа в реформе. Те тоже оказались не вечны.
Я очень скептически отношусь к попыткам внутрицерковного реформирования. Потому что это реформирование остается на уровне учредительных реформ. А я считаю, что человек вправе реформировать только то, что он основал сам. Смотрите, учредительная реформа, конституционная, военная, денежная реформы, все, что угодно, — это реформы институтов, учрежденных человеком. И человек может их модифицировать в соответствии с необходимостью.
Но духовную жизнь невозможно реформировать. Можно только сделать или создать — и в этом заключается долг церковных иерархов, епископов, патриархов — благоприятные условия для того, чтобы Святой Дух смог бы, озаряя хороших монахов, реформировать монашество изнутри.
Дата смерти последнего монаха
Можно привести пример возрождения русского монашества, связанного с Паисием (Величковским), но мы можем пойти и дальше. Перенесемся в Грецию — Афон в начале-середине ХХ века пришел в упадок, скатился до нулевой отметки, что было связано с внешними обстоятельствами, и было еще доставшееся в наследство от прошлого засилье всего поддельного.
Монастырь обеднел, братья не жили больше общиной, все монахи следовали своему ритму, дисциплина была на самом низком уровне. Это были совсем не обязательно плохие монахи, но жили они не то уставу. Потом произошла трагедия изгнания греческого христианского населения из Малой Азии в 20-е годы, и большие монастыри утратили возможность привлечения единоверцев. Около 11 миллионов человек — а раньше большие монастыри принимали на окормление людей верующих.
Я достаточно стар, чтобы помнить, как европейцы занимались статистическими подсчетами, в которых могла быть указана дата, когда умрет последний монах. Но эти господа не знали, что в таинстве скитов обновление уже становилось реальностью. Обновление пришло не из больших монастырей, а из скитов.
Карьер для добычи епископов
И нужно здесь упомянуть об очень известном человеке, известном также и в России, Иосифе Исихасте — монахе 50-х годов, и о многих других, не столь известных. Эти маленькие общины, которые жили внутри пещер поистине жизнью первых святых отцов, изнутри обновили 4 больших монастыря. Не было реформ. Не было внешних существенных вмешательств. И постепенно все монастыри вернулись к совместной жизни братии. И я хотел бы надеяться, что церковные иерархи создадут для этого благоприятные условия, потому что в этом их долг.
Одно из этих условий, как на Афоне, — свободное избрание игуменов. Конечно, это не всегда возможно. Иногда монастырь находится в таком положении, когда нет достойных людей. И тогда должны вмешаться епископ, высшие духовные лица. И в этом отношении пример возрождения в эпоху Паисия (Величковского) очень показателен, не говоря уже о ключевой фигуре — петербуржском митрополите Гаврииле (Петрове). Это был известный придворный иерарх, келейником у него был старец Феофан, ученик Паисия (Величковского), монах в миру, потому что в России после реформ Петра Первого и Екатерины нельзя было больше жить по-монашески, как жили настоящие монахи в старые, добрые времена.
Монастыри стали приютом для старых солдат. И когда надо было обновить жизнь на Валааме, митрополит спрашивает у Феофана: «Кого можно послать настоятелем?» Одному это решить было бы невозможно. И тогда тот сказал: «Нужно послать Назария. Это неграмотный монах, но это великий монах». И тогда Назарий полностью обновил этот древний и большой монастырь.
Если вам нужно обновить духовную жизнь в каком-нибудь монастыре, берите превосходного монаха, возможно, не слишком образованного, но о котором известно, что у него есть духовный размах; это обновление может совершить только монах.
Монашество способно обновиться изнутри. Оно делало это тысячу раз. Это очень старое явление в Церкви. Надо дать ему возможность развиваться своим ходом, не так ли? Монастырь не должен превратиться в карьер, откуда в епископы добывают самых способных. Но роль его важна. В нем нет конкуренции, нет противостояния между братией и высшими духовными чинами. И очень часто, как я уже говорил, монахи сами не способны были бы это осуществить без вмешательства епископа. После назначения настоятеля или настоятельницы, которые и есть настоящие монахи, монастырь быстро возродится на основе своих внутренних ресурсов, которые у него всегда есть.
Важнее сама монастырская жизнь
— Послушание или молитва — часто этот вопрос становится особенно сложным…
Я все время ставил этот вопрос перед монахами и монахинями во время моих поездок. Я провел несколько встреч с женскими общинами. И я видел их проблемы. Но думаю, что это ложные проблемы, ложный антагонизм, так сказать. Что всего важнее в монастырской жизни — так это сама монастырская жизнь. Это значит, что монахи и монахини понимают, в чем заключается их жизнь, каковы ее правила, цель, этапы, трудности и искушения, которые бывают разного рода, понимают, что это прогрессирующий процесс.
Когда монах или монахиня не знают этого, они могут быстро прийти в отчаяние, потому что их перегружают работами, послушаниями, и они не видят больше цели.
Долг святых отцов, старцев, преданных Богу, которые есть всегда — настоящие, а не фарисействующие — указать монаху или монахине, которые говорят: «Я больше не могу. Потому что у меня 24 часа в сутки», что надо либо выполнять послушания, либо читать правила.
Нужно сказать «хорошо», нужно вернуться к главному, потому что цель монашеской жизни, как говорил святой Иоанн Кассиан, — это чистота сердца — это главное, что пробуждается в результате всей этой аскетической работы, послушания, смирения. А потом непрестанная молитва, непрестанный контакт с Богом, способность держать в уме постоянно мысль о Боге, «дышать именем Христа», как говорит святой Антоний в своем житии. Начиная с некоторого момента не количество молитв, но их качество начинает иметь значение.
Цель монастырской жизни не в том, чтобы произнести столько-то молитв. Понятно, что в церковной общине службы — это главное, но монахи служат их не для себя. Вся Церковь участвует в этом. Прочитать множество молитв это еще не значит молиться, не нужно забывать и о качестве молитвы. А качество молитвы — это та смиренная исповедь, которую произносит в храме мытарь.
Фарисей выполнял столько всего — пост, милостыня, молитва и Бог знает что еще. Он сам составил список своих подвигов. Но он не был угоден Богу, потому что его сердце не было смиренным, он был убежден, что спасется своими деяниями. У мытаря не было ничего, кроме молитвы. Смиренное сердце — вот чего хочет Бог… Вот что нравится Господу. Это достигаешь не сразу, не с первой попытки, это цель всей нашей аскетической борьбы.
В конце концов духовная жизнь становится очень, очень простой. И когда мысль постоянно связана с Богом, с воспоминанием о Боге, можно делать все, все, о чем нас просят, все, что позволяют силы. Сердце в покое.
Нельзя быть больше, чем христианином
— О чем чаще всего вас спрашивают миряне, и какие советы вы им даете?
— По сути мирянин приходит в скит примерно с теми же вопросами, которые задают монахи, — вопросами о духовной жизни, о том, как жить в полной мере христианской жизнью в окружении мирской суеты. Я даю те же советы, что и монахам, и правило, которое я даю каждому, соответствует условиям его жизни. Молодому женатому мужчине с 4 детьми я не могу дать то же правило, что и пожилому человеку, который живет один. То же самое в отношении матери семейства.
Нет различных видов духовности.
Нельзя быть больше, чем христианином.
Монах не выше христианина. Он пытается быть и стать выше теми способами, которыми святые отцы нас наделили, но я могу дать мирянам те же советы, что я даю монахам. Все советы должны быть адаптированы к условиям жизни человека, его возрасту, сроку его духовной жизни.
Многие христиане живут в миру, Например, матери семейств, молитва которых бывает очень глубока. Когда появляется первый ребенок, потом второй, потом третий, многие вещи становятся очень сложными. Она имела привычку читать множество раз акафист, а теперь с этим малым шумным народом у ее ног все это не так просто, надо выбирать моменты в течение дня.
Почувствовать вкус главного
— Отец Гавриил, часто приходится слышать, что книги святых отцов были написаны для тех, кто жил столетия назад…
— Но человек остается тем, что он есть.
Соблазны остаются теми же. Те же враги, демоны. Они же и самые большие экуменисты, ибо не различают конфессий и мучают всех христиан независимо от того, к какой церкви они относятся. И лично я имею обыкновение давать любому для чтения сначала базовые тексты, например, святоотеческие поучения — небольшие высказывания отцов, потому что это евангелие, прожитое в пустыне. Это понятно любому.
Рекомендую и другие подобные книги, в какой-то мере мой собственный багаж, который милостью Божьей попал мне в руки с самого начала.
Если вы почувствовали вкус главного, истинного (а эти книги — самое древнее из того, что у нас есть), потом вы можете читать что угодно: книгу, которая была написана сегодня. Потому что ваш рот, ваше нёбо уже различают, подлинно ли это или это подделка. Нужно сначала приучить нёбо, обострить вкус, не так ли? А для этого нужны Евангелие и основополагающие тексты монашества и духовной жизни.
В Библии, в Евангелии, в высказываниях святого апостола Павла заложены принципы христианской жизни. У святых отцов (я говорю о духовных отцах, а не о великих теологах) вы видите, как все это воплощается в жизнь. А потому жития святых, которые всегда и много читались в России, являются превосходным чтением.
Вы видите, как конкретно жил тот или иной святой. Вы не всегда можете ему подражать, но вы сможете увидеть, как в тех или иных обстоятельствах все это было возможно. Я очень люблю читать жития святых, в том числе новоканонизированных святых. И я себе говорю: если он способен был так держаться до конца в невыносимых условиях, то я при благоприятных условиях тоже должен смочь это сделать. Я не могу ему во всем подражать.
— Последний вопрос — сколько языков вы знаете?
— Я говорю на языках разных стран. Я учил английский в школе и говорил на нем с детства, потом я жил в Бельгии 17 лет, и я говорю по-французски. Я живу уже 32 года в итальянской части Швейцарии, и я говорю по-итальянски. Это 4 языка вместе с моим родным языком, немецким. Я говорю немного на других языках, к сожалению, очень мало, на русском, который учил в молодости, в монастыре. Я учил 10 раз грамматику, но из-за других языков все путается немного в моей голове.
Нужно постоянно жить в стране, чтобы оживить все, что есть у меня в голове, но в старую голову невозможно вложить что-то новое. Я говорю очень быстро, несмотря на то, что мой словарный запас несколько ограничен, ограничен сферой церковной, литургикой. А когда говорят о повседневной жизни, я теряюсь, не говоря уже о литературе.
Редакция сердечно благодарит священника Димитрия Агеева за организацию интервью с о. Гавриилом
Подготовили текст Анна Данилова, Анна Фирстова
Фото Юлии Маковейчук, священник Димитрия Агеева и А.А. Рыбакова
Читайте также:
Источник: http://www.pravmir.ru/sxiarximandrit-gavriil-bunge-nelzya-byt-bolshe-chem-xristianinom-foto-video/#ixzz3JS5Y7sku